— А вот это самое интересное… — Никита Егорович сделал паузу и многозначительно закатил глаза. — Брат у него двоюродный в милиции работает.

— Брат? Он мне ничего не говорил про брата, хотя оно и понятно, почему. И кто же его родственничек?

— Оперуполномоченный ОБХСС старший лейтенант милиции Щукин Макар Валерьевич.

Я присвистнул:

— Интересно девки пляшут… Щукин этот в последнее время часто мелькает.

— Вы знакомы? — вскинул бровь Горохов.

— Не сказать, что слишком, но пересекались случайно на танцах. Он приревновал Веру, судмедэксперт которая, к Погодину. Бывший он ее оказался.

— Вот как? А наш Федя уже роман закрутил? Когда успел?

— С вас пример берет, — улыбнулся я. — В служебное время все успевает.

— Ну, Лена не в счет, — отмахнулся следователь, чуть покраснев. — Мы с ней уже лет пять как знакомы. По работе… А потом…

Горохов вздохнул, и посмотрел куда-то вдаль, видно, вспомнив жену.

— Проверить этого Щукина надо досконально, — вернул я его с небес на Землю.

— Это сделаем, — кивнул следователь. — Привлечем кадровиков, инспекцию по личному составу.

— Лучше пока без них, — покачал я головой. — Без шума и пыли, а то раздуют.

Отделов собственной безопасности в структуре МВД еще не появилось. Работа по противодействию правонарушениям со стороны сотрудников милиции была возложена на кадры. Они пока справлялись, их воздействие, скорее, носило воспитательный характер, это потом в середине девяностых понадобится отдельная специальная структура ГУСБ МВД России, со штатом оперативников, чтобы вычислять распоясавшихся в условиях лихих девяностых оборотней в погонах.

— Что предлагаешь? — Горохов внимательно смотрел на меня.

— Мне бы выйти отсюда поскорее, Никита Егорович, а с Щукиным я разберусь. Есть одна мыслишка. И вот еще что… В ходе ограбления универсама «Юбилейный» кроме «Комби», еще одна машина засветилась. Близко не подъезжала, наблюдала издалека, а как дело жаренным запахло, смылась мгновенно, не включая фар. Номера я не разглядел. Федя даже стрелял по ней, но не попал, наверное. Так вот, есть информация, что такая же синяя «восьмерка» имеется у этого самого Щукина…

Глава 17

— Здорово, лежебока! — ко мне в палату заперся Погодин.

Палата на шестерых, только я сейчас там был один. Все мои «сокамерники» выдвинулись забивать козла в беседку во дворе, одного выписали, а еще одного перевели в другое отделение. Оказалось, что лечили его совсем не от того, и положили его к нам по ошибке.

— О, апельсинчики! — Федя сграбастал у меня с тумбочки сразу два фрукта и принялся ошкуривать. — Можно угощусь? Спасибо.

— Обычно больным что-то сами приносят, — хмыкнул я, — а не объедают их.

— Да лан, Андрюха, тебе что, жалко? Ты все равно их не ешь, лежат пылятся, я ж их еще в прошлый раз заприметил и посчитал.

— А ты что такой веселый, друг мой Федор? Светишься, как чайник новенький мельхиоровый. Дюшу изловил?

— Не-е, — пробубнил Федя с набитым ртом, распространяя по палате запах «нового года». — Лучше…

— Лучше? — встрепенулся я. — Неужели маньяка нашел?

— Да не нашел пока. Бери выше.

Я скорчил рожу — мол, лучшей версии, чем эта, уже не придумаю.

— Я к Вере переехал, — всплеснул руками Погодин. — Я теперь у нее живу. Во как!

— Ого! Шустрый малый, — улыбнулся я. — Смотри, чтобы вскоре маленькие Федьки не появились.

— А что? Я не против жениться, уже говорил тебе.

— Быстро как у вас все завязалось, — задумчиво проговорил я, вспоминая, как совсем еще недавно эта самая Вера оказывала мне знаки внимания, причем, вроде бы, довольно явные. Или, может, мне показалось? Надумал себе? Теперь уже не важно.

— Да как-то само так получилось, — с придыханием рассказывал Федя. — один раз, второй остался у нее на ночь, а потом Верунчик мне и говорит, зачем ты будешь туда-сюда бегать. Оставайся уже, не маленькие ведь в пионеров играть. Вот я и остался. Знаешь, какие она чебуреки стряпает? М-м! В жизни таких не пробовал.

— А с Пичугиным что? — вывел я из эйфории Федора.

— Тьфу, ты. Да глухо пока… Как сквозь землю провалился. В розыск объявили, ориентировки разослали. За квартирой его следят, только там мать одна живет и ничего, якобы, не знает о том, где сынок ховаться может. Я вот все в толк не возьму, зачем Дюша тренера пришил? А?

— Понятия не имею. Возьмем его, сам и спросишь.

— Так он мне и сказал! Эти дзюдоисты упертые оказались. Показаний не дают. Всех, кого выдернули из дома, выпустить пришлось. Арестовали только тех, кто участвовал в нападении на универсам. Но и те молчат, гады. Там, конечно, и без их показаний доказухи хватает, на месте ведь взяли, тепленькими, вот только остальные не при делах. Как бы чего не натворили. Обидно, если сухими из воды выйдут.

— Без главаря они на дно залягут, — кивнул я. — Не журись.

— А кто у них главарь был? Тренер? Воеводин который?

— Или тренер, или Дюша. Или оба вместе. Пока я не разобрался. Мутно все как-то…

— Слушай! Может, они власть не поделили? — Федя взял с тумбочки уже третий апельсин. — Как в мафии. Вот Дюша и пришил конкурента.

Я поднял бровь, сощурившись в раздумьях. Больничная атмосфера явно действовала на мозг как-то размягчающе — мысли еле бегали.

— Хрен разберешь, но мне кажется, что тут что-то другое…

Я почесал макушку, и просторный рукав отодвинулся чуть не до локтя.

— Ха! Ты такой смешной, Андрюха, в этой полосатой пижаме, — усмехнулся Погодин. — Когда тебя выписывают? Без тебя мы точно не разберемся. Горохов ворчит на нас, ходит чернее тучи — дело в тупик зашло, да еще эти дзюдоисты на нашу голову свалились. Вроде профиль не наш, а все ниточки к маньяку от них тянутся.

— Через недельку должен «откинуться», но я так долго не продержусь. Если сегодня ночью голова болеть не будет, завтра скажу, чтобы выписывали. Все бока уже отлежал. Да и по Свете соскучился. Хоть и приходит два раза на дню, но это все не то…

Друг понимающе хмыкнул.

Спустя два дня.

Стук неприятно вывел из дремы. Я нехотя высвободился из объятий Светы и побрел открывать дверь гостиничного номера, закутавшись в халат. Мельком глянул на часы — три часа ночи, блин. Нам, конечно, не привыкать, а всё-таки поспать хочется, как все люди.

На пороге стоял Горохов. Тоже в халате, лицо заспанное:

— Собирайся, Андрей Григорьевич, у нас убийство. Борец активизировался.

— Что случилось? — сердце неприятно ёкнуло.

— Новый труп. Почерк похож на нашего Борца. До Погодина не могу достучаться. Где его носит?

— Я его найду, — заверил я, но не стал сдавать Федю, так-то он сам должен был доложить шефу о смене своего места жительства и заручиться разрешением на переезд на квартиру.

Адрес Веры я знал, Федя мне его оставил на такой вот пожарный случай. Собрался, поцеловал Свету и выдвинулся на нашей служебной машине. Каткова и Горохова забрала из гостиницы дежурка, «Волгу» они мне оставили.

До нужного дома добрался быстро. Пустынные улицы мигали желтыми светофорами на всем пути, в такой час движение не регулировалось.

Я вошел в темный подъезд, поднялся на нужный этаж и ткнул на кнопку звонка. Тот тренькнул. Тишина. Снова нажал. За дверью послышались шаги. Щелкнул замок, и в проеме нарисовался Федя. Морда недовольная, один глаз еще не открылся, волосы в стиле прически «я упал с сеновала, тормозил чем попало», вместо трусов какая-то простынка.

— Андрюха? Ты чего так рано? Вернее, поздно…

— Собирайся, у нас новое убийство.

— Тише, Веру разбудишь.

— Ее тоже возьми с собой.

Погодин хмуро посоображал.

— Так там же дежурный судмед должен выезжать.

— Ее опытный взгляд нам не помешает.

— Ладно, пойду будить, пройдешь?

— На кухне подожду, спасибо, — кивнул я. — Водички пока попью.